Стена с глазами: Заметки о злоключениях постмодерна из первых рук

6

 

Вот уже 9 лет я веду мастерскую прозы в легендарном Литературном институте. Предложение ректора Сергея Есина принял сразу же и с благодарностью… оказывается, однажды я выступал на его семинаре и то и дело косил глазом в записи… обычно писатели к лекции не готовятся, заметил благодушно Сергей и запомнил эти листочки на будущее.

Разбирая в первый раз рукописи, присланные на конкурс, я обнаружил, что из 257 рукописей больше половины — это фэнтези! Джоан вскочила на коня и поскакала к звездолету. Бог мой, я давно не читаю такое варево, последнее случилось в конце шестидесятых, когда я открыл повесть Урсулы ле Гуин «Левая рука тьмы». Как оценивать эту волшебную чепуху?.. Читаю… левый мост занят рогатыми монстрами, правый — тоже, правда, безрогими… по реке плывут пятна огня, полунагая девушка в следах от ударов меча вышла из джунглей, идет к берегу, там мускулистый юноша конопатит лодку — ага — макает кисть в ведерко смолы над огнем… вижу?

Да, вижу!

Смоляной борт обсыпан песком. Вижу? Да! Ставлю плюс…

Вдруг в руки попадает текст, отмеченный чисто эстетическим поиском, не верю глазам, единственный из двух сотен! откуда дровишки? Бог мой, абитуриент некто Иван Гениберг из родимой Перми… спотыкаюсь… каким же образом моя хмурая уральская земля, город/промзона на берегу Камы, этот насупленный вид исподлобья нависших туч, вдруг да сверкнет алмазом из пепла?

Через четыре года набираю мастерскую № 2.

340 рукописей… Ни одного фэнтези!

Мейнстрим — мягкая эротика, чувственность, бег от стыда.

Особенно изумила рукопись вчерашней школьницы из Мурманска.

Ну, сказал я автору, когда принял ее в свою группу, пожалуй, пока не стоит обсуждать вашу повесть на курсе, гляньте, какие портреты взирают на вас со стен кафедры мастерства. Все нахмурились.

Последний набор № 3 опять удивил, среди 400 с лишком рукописей ведущая линия — сатира. Порой политическая. Семь человек на место! Литературный институт в то лето опередил по конкурсу все самые престижные вузы столицы: МГУ, МФТИ, МГТУ им. Баумана, МАРХИ…

Подобное нашествие было только во времена СССР.

Итак, сегодня у меня в группе иронисты и разоблачители.

Не понимаю, как одна и та же волна предпочтений общей тенью крыла накрывает пространство от Калининграда до Сахалина и от Мурманска до Ростова.

Попытаюсь хотя в профиль описать своих учеников как текст.

В чем его новизна?

Так вот, они ничему и никому не верят, все вокруг обман, лохотрон или ширма, идеалы ищут внутри самих себя, телевизор не смотрят, живут в Интернете, там выстраивают свою сеть открытых связей, капитализм не приняли, русских тем избегают, место действия то Америка, то Швеция, сюжеты спокойно берут из кино, излагают их запросто своим языком, например, «Внутри Льюина-Девиса» братьев Коэн, причем пересказ бывает блестящим, рецензия на себя встраивается легко прямо внутрь рассказа без всяких комплексов… причем пишут без оглядки на реальный расклад сил в литературе, чтиво и беллетристику презирают, к биографиям ЖЗЛ равнодушны, современников почти не читают и не знают, меня, мастера, начинают почитывать вполглаза не раньше, чем на третьем курсе, наконец, все как один считают, что писателями не станут, кем же тогда?

В ответ молчание…

При этом семь человек на место!

На первой вступительной лекции я обычно объясняю своим новичкам, что профессии у них, пожалуй, нет. Обычно профессия кормит. А эта не кормит. Сегодня гонорар за книги издатель выдает чаще книжками, порой деньгами. Редкая сумма долетит до середины Днепра. Слезы! Хватит на три месяца жизни. Невольно вспоминаю, что за первую книгу «Страж западни» в 1984 году я получил почти 10 000 советских рублей, огромная сумма по тем временам, можно было купить квартиру. Этой суммы хватило до выхода второй книги… но мимо!

Непонятно другое: писательская судьба моих выпускников — а это две мастерские прозы (около 40 человек) — никак внятно не складывается.

Хоть убей!

Всем уже за 25 и под тридцать, опасный возраст.

Пока единственная книга, подаренная мне моей выпускницей, это… путеводитель по столичным кладбищам… читаю трогательную надпись на титульной странице: дорогому мастеру с благодарностью и т.д.

Почти эпитафия.

С удивлением прихожу вот к каким выводам:

Талант не имеет никакого значения! Все мои студенты талантливы, у всех есть руки, глаза, ноги, а дополнительных рук и ног им не требуется. Все прекрасны, как куст цветущих роз. Оказывается, важно другое — ты должен проявить творческую волю. С этим качеством у всех проблемы. Из кустов роз должна вымахать корабельная сосна, только тогда ее заметит гроза на горизонте бытия; молнии в розы не бьют. Но оказалось, что и это тоже не имеет значения. Можно упорно писать, можно пыхтеть как паровоз, можно торчать рощей корабельных сосен, можно даже написать гениальный текст, и что же… фортуна не видит тебя в упор.

Оказывается, третье решающее условие в жизни писателя — это судьба… Ничего не выйдет, если судьба на тебя не идет. Загадочный феномен. Логики в поведении судьбы никакой нет, она ведет себя с хладнокровием высшей несправедливо­сти. Как говорят хасиды о Б-ге: кому хочу, тому даю, — кому не хочу, тому не даю.

И не глине решать, что слепит горшечник — сосуд для фимиама или горшок для мочи…

Тут я рассказываю тот самый эпизод с сюжетом из Фитиля, из которого родником потекла вся моя участь.

(См. начало.)

Поведав ее, я признаюсь в том, что…

Так вот, говорю я студентам своей мастерской, как работает механизм судьбы, мне непонятно, признаюсь, вообще непостижимо, но есть один верный признак — тебе должно иногда везти, чаще по мелочам, реже по-крупному и хотя бы разочек, но баснословно. Если писателю везет для начала, скажем, ну хотя бы лет пять, если твои книги выходят, пьесы ставят на сцене, сценарии снимают… если эта странность продолжается еще, допустим, лет семь, и вот ты уже на премьере переведенной книги в Париже, тогда ты наконец можешь перевести дух, двенадцать лет — это не шутка, ты на верном пути, ты действительно занялся своим делом… стена фатума присматривает за тобой во все широко закрытые глаза.

 

P.S.

И последнее: я ушел из романистики.

Надолго ль, не знаю.

Практически перестал сочинять прозу: зачем измышлять, например, детектив против засилья позитивизма, когда важнее написать об этом без всякой интриги, без героев, без прикрас стиля, без экивоков, а прямо по сути проблемы, даже скучно, скажем, языком философии, разве Платон развлекал? Скорее он увлекал собственной мыслью.

Номер: 
2016,№12