Сергей Дмитренко: «В Литинституте графоманов отсеивают на этапе творческого конкурса»
1 декабря исполняется 85 лет Литературному институту имени А.М. Горького — легендарному учебному заведению, из стен которого вышли Симонов и Друнина, Бондарев и Искандер, Евтушенко и Юнна Мориц, Солоухин и Бакланов, Рождественский и Ахмадулина, Сенчин и Басинский. Как изменилась сегодня высшая литературная школа, кто и зачем приходит учиться в дом Герцена на Тверском бульваре, «Культура» расспросила Сергея Дмитренко, проректора по научной и творческой работе, историка русской литературы и культуры.
культура: В одном из интервью ректор Алексей Варламов описал сегодняшнюю ситуацию так: при перепроизводстве текстов почти нет значимых книг, о которых можно сказать, что они войдут в историю. Решает ли эту проблему Литинститут и как?
Дмитренко: Компьютер технически невероятно облегчил жизнь пишущего человека, но и стал стимулятором графоманов. Прибавьте к этому отсутствие какой бы то ни было цензуры (что само по себе прекрасно), относительную доступность книгоиздания — и вот читатель завален макулатурой. Разумеется, мы в Литинституте эти процессы исследуем и стараемся выработать у наших студентов иммунитет против этого. Графоманов стараемся отсеять на этапе творческого конкурса, но срывы бывают. Это во-первых. К тому же следует отличать бесплодное словоплетение от работы писателя над собственным произведением. Да и литературная эпоха может состояться лишь в результате усилий множества людей разного уровня таланта. Я довольно давно пришел к выводу: «Классику рождает беллетристика».
культура: Можно ли рассматривать Литинститут как социальный лифт? Раньше достаточно было опубликоваться в толстом журнале, скажем, по рекомендации преподавателя, и проснуться знаменитым. Сейчас есть что-то подобное или все отправляются в свободное плавание?
Дмитренко: Все же насчет «проснуться знаменитым» — преувеличение, даже искажение. В наших стенах знают, что даже успешный дебют — лишь временная радость. Сколько в истории мировой литературы авторов, известных лишь одним произведением. Мы даже определение им придумали: Homo unius libri. Настраиваем студентов на постоянное единоборство со словом, на поиск своих читателей. Общий педагогический принцип прост: как же ты собираешься ворочать вкусами толпы, если не справляешься с самим собой?! Естественно, мы так или иначе следим за судьбами наших выпускников, и, как видим, те, кто ответственно относится к себе и к своему делу, получив у нас достаточно широкое гуманитарное образование, находят себе работу по специальности, достойно обеспечивают и себя, и свои семьи. Среди выпускников Литинститута не только редакторы, издательские работники, журналисты, учителя, пресс-секретари, священнослужители... Конечно, и неудачники тоже есть, но назовите мне вуз, где их нет.
культура: Одним из главных достоинств Литинститута была школа. Учились у Паустовского, Светлова, Федина... Сейчас существует понятие школы, ученичества?
Дмитренко: В юбилейные дни у нас пройдет научно-практическая конференция «Литературная школа как творческая и педагогическая проблема». На ней будут обсуждаться и проблемы развития нашей литинститутской школы. Надеюсь, разговор будет жарким. Но стратегия довольно устойчива. Мы с первого дня говорим студентам, что в их дипломах в графе специальность будет значиться: «литературный работник», а не «писатель», тем более не «поэт». Писателями и поэтами их назовут (или не назовут) читатели. Самому представляться поэтом или писателем — безвкусица. А чувство вкуса, понимание того, что в литературе хорошо, а что плохо, мы у студентов стараемся выработать. Мы стараемся научить наших слушателей — и одновременно сами продолжаем учиться, — видеть реальность, какой бы она ни была.
культура: Может ли кто-то про себя сказать: я ученик такого-то?
Дмитренко: Это надо проводить опросы студентов и выпускников. Но все же могу утверждать, что у каждого из наших есть свои литературные учителя. Наш семинар прозы вел Василий Петрович Росляков, писатель-фронтовик, не самый знаменитый из того поколения, но очень чуткий, прекрасный литературный педагог, широкая натура. Он приводил к нам на семинар знаменитых: Юрия Казакова, Бориса Можаева, Павла Нилина, договорился о встрече с Василием Аксеновым, но возник скандал с «Метрополем»... А однажды Росляков пришел с Елизаром Мальцевым, между прочим, учившимся в Литинституте в семинаре Константина Федина, казалось бы, насквозь соцреалистом. Но тот вдруг стал рассказывать, как, начитавшись прозы Марио Варгаса Льосы (который, вообще-то, в сыновья Мальцеву годится), переписал свой колхозный роман «От всего сердца», удостоенный Сталинской премии... Заинтересовавшись таким виражом, я отправился в нашу чудесную библиотеку, нашел там оба издания романа, стал читать, сличая два текста. Литературоведческий детектив. Потом взялся за Льосу, ставшего моим любимейшим писателем. Такими сюжетами переполнена история Литинститута, здесь начинается литературное учение, которое у пишущего человека длится всю его жизнь.
культура: Существуют ли авторитеты среди современных писателей — живых или недавно живших, чей слог и тематический круг наиболее интересен сегодняшним студентам?
Дмитренко: Сегодня литература подминается рынком. Отсюда создание дутых фигур, премиальных писателей, целенаправленная работа на первенство в рейтингах продаж, а не поиск нового литературного слова. Здесь промышленные масштабы, вовлечены огромные силы. Злободневная тема, о которой я могу говорить очень долго, — и как историк современной литературы, и как практик. Конечно, мы стараемся раскрыть студентам особенности современного литературного процесса. Для этого существует особый семинар, который длится первые шесть семестров, а скоро будет восемь. Так мы возвращаем хороший опыт Литинститута советских лет, стараясь наполнить его новым смыслом. А что касается стилистических и тематических «эталонов», нет никакой унификации и доминант. И это прекрасно. Каждый ищет свое, мы побуждаем к поиску. А если студенты идут за модой, за раскрученными именами, стараемся вместе с ними разобраться в механизмах такого увлечения. Но проблема в том, что, по нашим наблюдениям, нынешние учащиеся, даже литинститутские, маловато читают.
культура: Но ведь наверняка все прочли Пелевина, Сорокина, Прилепина и Шаргунова. Кто-то же мечтает стать круче?
Дмитренко: Вот этого, как мне видится, у них нет, даже при том, что вы назвали писателей очень разного типа. Скорее, они пребывают в путешествии вокруг самих себя.
культура: Чем-то новые поколения пишущих отличаются от предыдущих? Как они воспринимают происходящее в стране, мире, обществе?
Дмитренко: Мы же не инкубатор. Единообразия и единомастия даже в советское время у нас не было. Пишущие люди — единоличники по своей сути. Но то, что на протяжении многих десятилетий их удается вполне дружелюбно объединять на Тверском бульваре, 25, и в литинститутской общаге на улице Добролюбова, свидетельствует о существующей здесь некоей доброй силе, которая в итоге довольно заметно влияет на происходящее в стране и обществе. Наверное, нам это удается еще и потому, что мы все так или иначе проходим мимо памятника Пушкину, где на пьедестале вечная хартия русского литератора: пробуждать лирой чувства добрые, призывать милость к падшим и восславлять человеческую свободу, ответственную свободу.
